– Зачем ты мне всё это говоришь?
– Затем, что надо что-то делать, а что – не знаю. Но ничего не делать тоже нельзя. Мы никуда не идём, нас что-то захватило и несёт.
– Кого?
– Ну, Телли, Вильяма, меня… Арнольда.
– И меня тоже?
Жуга помедлил.
– Тебя – не знаю. Но за всем этим что-то стоит. Или кто-то. И я не остановлюсь, пока не загляну ему в глаза.
– А я… Может быть, я смогу тебе чем-то помочь?
– Может быть. – Он повернулся к ней. – Расскажи мне о Телли.
– О Телли? – глаза девушки удивлённо расширились. – Но я же ничего о нём не знаю! Это мне надо бы спросить у тебя, откуда он и кто…
– Откуда он взялся, – перебил её Жуга, – он и сам не может вспомнить. Это не то, что мне нужно. Скажи мне, что ты о нём думаешь. Какой он?
– Ну… – Линора наморщила лоб. – Телли, он… он… – она перевела взгляд на травника, запнулась и вдруг совершенно неожиданно закончила: – Весёлый.
– Весёлый?! – брови травника полезли вверх. – Не сказал бы. Ты уверена?
– Ну, да. Нахальный такой, что ли…
– Проказник?
– Нет, не проказник, – Нора покачала головой. – Он был проказником, пока…
– Пока – что?
– Пока – не забыл.
Оба посмотрели друг на друга и отвели глаза.
– Хм. Значит, весёлый… Интересно, – пробормотал Жуга. – Он говорит, что ты хотела учить его бросать дротики. Это правда?
– Он перебил нить у яблока, – Нора нерешительно покусала губу, потом тряхнула головой, прочь прогоняя все свои сомнения, и продолжила: – Я уверена, что это не случайно. Он знал, куда бросает. Это то… то самое. Ну, ты знаешь. Потом так хорошо у него уже не получалось, но тогда… Он словно перенял моё умение. Такому нельзя научиться. Я чувствовала… это. Знаешь, у меня просто сердце замерло.
– Я понял, что ты хотела сказать. Может, ты ещё что-нибудь заметила?
– Нет. Пожалуй, нет… Хотя постой. Он двигается как-то странно. Будто вывернутый.
– Чего-чего? – опешил травник. – Это как?
– Ну, вывернутый. Так говорят, если кому-нибудь специально «ставят» ноги-руки, разрабатывают сухожилия, суставы. Ну, там, танцорам, акробатам. У нас один такой работал… с нами… – здесь Линора на мгновенье помрачнела, но затем тряхнула головой и уже спокойно закончила. – Олле звался. Прирождённый был акробат, от бога.
– Занятно, – пробормотал Жуга, почёсывая щёку тупой стороной бритвы. – Занятно…
– Я помогла тебе?
– Да. Наверное, помогла. Я как-то и вправду не обращал на это внимания.
– А этот дракон, – Линора наморщила лоб. – Рик…
– Он не Рик, – оборвал её травник. – Это Телли зовёт его – Рик.
– Телли зовёт? – переспросила та. – Ты хочешь сказать, что не можешь угадать его имени?
– Разумеется, могу, – с непонятным раздражением ответил тот, – но оно такое, что я забываю начало, прежде чем угадываю до конца! Кстати, – он обернулся к ней, – всё хотел спросить, зачем ты поменяла имя? Нора – надо же…
– Так, – пожала плечами та. – Не хотелось вспоминать о прошлом.
– А твой браслет…
– Я продала его. И ожерелье тоже.
– Понятно.
Жуга ополоснул напоследок лицо, встал и спрятал бритву. Подхватил одеяло, завязал мешок. Нахмурился – какая-то мысль вертелась в голове, вызывая чувство чего-то незаконченного, и он, так и не вспомнив, махнул на неё рукой.
– Пошли к костру. Скоро остальные проснутся.
– Жуга…
– Что? – обернулся тот.
– Я хотела сказать… Я не хотела забывать тебя. Просто… просто я не могла иначе.
– Ну что ж… – помедлил он. – Спасибо и на том.
В путь вышли рано. Снег сменился мелким моросящим дождиком, подмёрзшая за ночь дорога раскисла в холодную грязь. Шли медленно. Дракончик шастал по кустам, то отставая, то забегая вперёд, но на дорогу, как и предсказывал Телли, почти не выходил. Лишь однажды он выскочил и буквально у них на глазах задавил и слопал кролика, вызвав этим у Вильяма приступ тошноты.
Дорога шла вдоль леса узкой серой лентой. От ближних зарослей тянуло сыростью и холодной прелью, изредка попадались кусты ежевики и жимолости с давно опавшими ягодами. На дальних всхолмьях впереди темнели полосы и квадраты сжатых полей, то и дело маячили силуэты ветряных мельниц. Крылья были неподвижны – урожай давно был смолот и уложен в закрома, а мельницы, которые откачивали воду из болотистых низин (таких здесь было большинство), остановились до весны: вода уже замерзла.
– Будь проклята эта слякоть! – пробормотала Нора, с трудом выдёргивая увязший в грязи сапог, сердито запахнула поплотнее стёганую куртку и поёжилась. – Скорей бы Цурбааген. Полжизни отдала бы за горячую ванну с мылом. Как думаешь, Арни, долго ещё?
– Через пару дней придём… если чего не случится, – он с неприязнью покосился на Жугу и сплюнул. – По болотам было бы быстрее.
Травник пропустил его заявление мимо ушей, даже не оглянулся. А вскоре дорога сделала поворот, и разговор прекратился сам собой – у перекрёстка, на ветвях раскидистого дерева висели, чуть качаясь, три почерневших и наполовину сгнивших тела, для сохранности обмазанных смолой. Когда путники поравнялись с деревом, одно из тел порывом ветра развернуло к ним, и стали видны расклёванное воронами лицо и выпавший язык. Одной руки у трупа не хватало.
Теперь уже Линоре стало дурно.
Арнольд же, наоборот, заинтересовался и подошёл поближе. Под деревом обнаружилась табличка – просмолённая верёвочка, на которой она висела, давно оборвалась.
– Эй, Вилли, – позвал Арнольд. – Прочти-ка, что тут накарябано.
Вильям неохотно подошёл поближе. Прищурился, разбирая надпись.
– «Ро… Розенкранц, Гильденштерн и Йорик Однорукий. За разбой и воровство.» – прочёл он и брезгливо сморщил нос. – Дались тебе эти висельники. Пошли отсюда.