Драконовы сны - Страница 182

182

– Всё равно это глупость, – не преминул вставить Хансен.

– Ну так и нечего тогда тащиться за мной! Как будто если глупость делают трое вместо одного, она перестаёт быть глупостью… Давайте спать. Если уж мы решили идти, то надо отдохнуть перед дорогой.

– Дельная мысль, – заметил гном и, первым подавая пример, накрылся с головой одеялом и отвернулся к стене. – Только не вздумайте уйти и бросить меня здесь, – глухо донеслось из-под одеяла. – Предупреждаю: сон у меня чуткий.

Вскоре он захрапел.

Приятели подбросили дров в огонь и тоже стали укладываться спать. Однако сон не шёл. Через некоторое время Жуга уселся, потянулся за водой. Напился, собрал волосы в горсть, да так и задумался о чём-то с флягой в руке. Хансен некоторое время неодобрительно глядел на него, потом тоже сел.

– Идёшь вразнос, Жуга, – с тревогой в голосе сказал он. – Расшатываешь себя, как гвоздь в доске. Далеко ль до беды.

– Хансен, перестань, – отмахнулся тот. – Без доски нам не выиграть, а меч… Мне без него нельзя. – Он снова отхлебнул воды. – Пока нельзя.

– Это безрассудство, Лис. Безрассудство и гибель.

– Насрать, – травник плюнул в костёр.

– Терпение – вот чего тебе не хватает, – вздохнул Хансен. – Помнишь наш разговор на скале? Ты ещё спросил, когда же мы начнём учёбу. Уже в то время мне это было ясно, и я просил тебя не торопиться. Смотреть на волны – это тоже надо уметь.

– Смотреть на волны, – пробормотал Жуга. – Да…

Из-под одеяла торчала косматая, со вздувшимся рубцом макушка маленького гнома. Травник некоторое время задумчиво созерцал её, потом перевёл взгляд на валявшуюся рядом миску из-под каши и усмехнулся.

– Нет, ты только посмотри, – сказал он. – Ещё позавчера этот двараг лежал пластом и дышал через раз, а сегодня каши стрескал целый котелок. Если б сам не видел, в жизни б не поверил.

– Vis mediatrix naturae, – невозмутимо пожав плечами, сказал Хансен и тут же, не дожидаясь вопроса, перевёл: – «Целительная сила природы». Хотя немного полечиться ему бы не мешало. Три дня полного поста не красят человека. То есть, я хотел сказать – гнома.

– Что верно, то верно… Однако же, какой рубец! Хоть рашпилем его скобли.

Он помолчал, потеребил отросшую рыжую бороду. Потряс головой.

– И как же это я его не раскусил?

– Кого?

– Ашедука. Думал, если он мне доверился, то он мне друг, и опять перепутал откровенность с честностью. Ведь знал же, что нельзя им доверять! Гнилой они всё-таки народец, эти гномы. Прокати по столу золотой – верный способ проснутся с ножом в брюхе.

– Этот меч, – спросил вдруг Хансен, – почему он так опасен?

– Он не то, чтобы опасен, – рассеянно ответил Жуга, – он просто – оружие. Очень хорошее оружие. Жаль было б потерять. А уж кому он служит – дело десятое. Это Золтан подстроил, чтобы он попал ко мне. А началось всё года полтора тому назад, когда в корчме в Маргене зарезали боярского сынка. Тогда же я и с Орге познакомился.

– Расскажи.

– Да долго.

– Всё равно рассказывай, я должен знать.

В молчании Хансен выслушал рассказ о том, как меч попал к травнику, и как они вместе с Золтаном и Бертольдом Шварцем подорвали цитадель дварагов, а точней – плотину в этой цитадели.

– Ах, так это, стало быть, и есть тот самый Хриз, – пробормотал он. – Золтан говорил мне об этом, но я не думала… не думал, что это был ты. Чёрт, оказывается, я многого не знала… То есть – не знал.

– Да брось ты извиняться, – отмахнулся травник. – Я давно уже не замечаю твоих оговорок.

– Но при других-то мне нельзя ошибаться. А скажи-ка, та девушка – Линора, кажется – что связывало вас?

– Вряд ли тебе нужно это знать. Хотя… какая разница теперь?

Слово за слово Жуга вновь принялся вспоминать, перескакивая с места на место. События чередовались в полном беспорядке, Хансен часто переспрашивал, и в итоге вся история, рассказанная травником, растянулась чуть ли не на час. Закончив, травник вновь подбросил дров в огонь и потянулся за котелком.

– Всё равно сидим, – сказал он. – Хотя б поесть на утро сготовим.

– Поспал бы лучше.

– А, – неловко отмахнулся тот. – Уж если на меня нашло, всё равно не усну. Уж я-то себя знаю.

Он потёр грудь, где раскалённый пламенем янтарь навек впечатал в кожу солнечный безглавый крест. След был едва заметен, и вместе с тем – вполне отчётлив. Жуга перехватил взгляд Хансена, потупился и затянул завязки ворота.

– Вот, выжгло, – буркнул он, не глядя Хансену глаза. – Когда в костре плясал там с этим… С Чёрным.

– Да, – сказал, помедлив, Хансен. – Может быть, теперь я лучше понимаю, что ты чувствуешь. На самом деле интересно, что бы было, если б ты остался у себя в горах, женился на той, на первой… Но посмотреть уже нельзя.

На первой? Ты о чём? А, Мара… Странно, – Жуга задумался. – Я вспоминаю о ней, как о чём-то далёком-далёком. Вроде, было, а на деле будто не было. А ведь я думал, что любил её. А выходит, что нет? Иначе, как же все другие – Зерги, Аннабель?..

– Вечной любви не бывает. Просто иногда жизнь кончается раньше, чем любовь. Есть прошлое и прошлое. Не надо их путать.

– Не понимаю… В чём разница?

– Одно можно вспоминать, но нельзя вернуть. Другое – можно вернуть, но нельзя вспоминать.

– Однако… – травник казался ошарашенным. – Может, и так, – задумался он. – Но толку мало. Всё равно скребётся в душе что-то. Будто ноет. Не могу забыть. И больно.

– Зудит – значит, заживает, – кивнул Хансен. – Выкарабкаешься.

– Ты думаешь?

Хансен кивнул:

– Vis mediatrix naturae.

До утра Жуга не спал и грыз ногти, и когда с рассветом вышли в путь, по своему обыкновению не сказал ни слова никому о том, что было ночью. Лишь едва заметные круги темнели под глазами, словно от удара – от бессонницы и давящей усталости последних дней. И всё.

182