Драконовы сны - Страница 8

– А… – понимающе кивнул Телли. – А зачем?

– Долго рассказывать. Ладно, пошли. Подыщем себе ночлег на сегодня, а завтра что-нибудь придумаем. Откуда ты родом?

Парнишка наморщил лоб. Помотал головой:

– Не знаю. Верней, не помню. Тут жил, а до этого в деревне… А до войны… не помню. Слушай, а ты здорово дерёшься. Нет, правда здорово!

– Как умею, так и дерусь, – буркнул тот, мрачнея лицом. – Пойдём.

– А меня научишь?

– Нет. Пойдём.

Рик запоздало вскинул голову, обнаружил, что хозяева уходят и, возмущённо пискнув, кинулся вдогон. Поравнялся с ними и пошёл вперевалочку.

– Ты хоть бы ошейник на него надел, что ли, – мимоходом бросил Жуга, – а то ведь не всякий знает, что он у тебя ручной.

– Не, – помотал головой Телли, – ошейник на него нельзя. Если он у самой головы, ну, на верхушке шеи, то сползает вниз и душит.

– А ежели широкий и внизу?

– Ты что, совсем дурак? Он из него вылазит!

Жуга нахмурился, на ходу соображая, кто из кого должен вылезти, и смущённо кашлянул:

– М-да, в самом деле.

– Жуга. А Жуга.

– Что?

– У тебя деньги есть?

– Ну, есть.

– Много?

– Мне хватает. А чего ты спрашиваешь?

Телли остановился, скривил губы и дунул на чёлку.

– Да это… ты ведь тогда к Рудольфу заходил. Вот я и… – он умолк.

– Ну, – подбодрил его Жуга, – давай, договаривай.

– Рудольф, он это… Дом свой это… заложил. Он уже не торгует, жить ему не на что, вот и заложил. Городу. Лавка у него там раньше была.

– Какая лавка?

– Обыкновенная. То-сё, купи-продай. Старьё всякое.

Жуга ответил не сразу.

– Что, и краденое скупал? – Телли потупился. Кивнул. – Н-да. Ну ладно. Хотя, постой. Говоришь, заложил городу? Хм…

Жуга огляделся, шагнул в сторону и тронул за рукав проходившего мимо горожанина в сером суконном плаще.

– Эй, приятель, где тут у вас магистрат?

***

Поздно вечером в двери дома старьёвщика Рудольфа постучались, и стучали до тех пор, пока он не открыл. На пороге стояли двое – рыжий незнакомец, приходивший нынешним утром, и белобрысый мальчишка лет десяти.

– Опять ты, – хмуро сказал Рудольф. – И этот ещё… Я же сказал ещё днем – уходите!

– Знаешь, Рудольф, – проговорил негромко рыжий, – я бы много чего мог тебе сказать в ответ, но может, ты нас всё-таки впустишь?

– Что? Чёрта с два! Убирайтесь из моего дома!

– Как бы тебе сказать, – странник помедлил, потёр подбородок. – Видишь ли, этот дом… уже не твой. Вот, – он вынул из рукава и развернул перед лицом старьёвщика лист пергамента.

– Я выкупил твою закладную.

Рудольф молчал, ошеломлённо глядя на подписанный, с печатью бургомистра на сургучном кругляше документ.

– Так ты нас впустишь, или нам стражу позвать?

Помедлив, тот шагнул назад.

– Чёрт бы вас побрал… Ну ладно, заходите.

– Вот и хорошо, – промолвил странник, входя. – Меня зовут Жуга.

– А меня – Телли, – сказал мальчишка.

А за миг до того, как дверь закрылась, в дом проскользнула ещё одна тень, длинношеяя и хвостатая, и старьёвщик сдавленно вскрикнул:

– Господи Исусе! А это ещё кто?!

– Не боись, это Рик, – поспешил заверить его Телли. – Он не кусается.

Дракошка подошёл к горящему камину, пару секунд смотрел на тлеющие угли, затем свернулся на плетёном круглом коврике в зелёный сплюснутый калач, удовлетворённо вздохнул и закрыл глаза.

Бледный как мука Рудольф медленно опустился в кресло и зашарил по столу, нащупывая бутылку.

– Мамочки мои… – пробормотал он, неотрывно глядя на дракончика. – Ох, мамочки…

Жуга хозяйским взглядом оглядел помещение и обернулся к Телли.

– Закрой окно, – сказал он. – Дует.

Старьёвщик Рудольф

Радоваться, когда потакают, и огорчаться, когда перечат – в природе каждого, в ком течёт кровь.
Жёрдочка Для Птиц

Нормально выспаться Жуге в ту ночь так и не удалось – старый тюфяк, набитый гороховой соломой, который травник отыскал на чердаке, был отсыревшим и ужасно пах мышами. Телли взять его не захотел, завернулся в дырявое войлочное одеяло и устроился на лавке. У Рудольфа, конечно, была кровать, и гость по городским обычаям вполне мог рассчитывать на место на ней, под одним одеялом с хозяином. Проблема заключалась в том, что Жуга чувствовал себя здесь кем угодно, только не гостем. Он вообще испытывал неловкость от того, что столь бесцеремонно вторгся в дом старьёвщика, и отвоёвывать у старика кровать посчитал для себя делом низким и недостойным. В конце концов, любая наглость имеет свой предел! От всех этих мыслей у травника к утру ужасно разболелась голова, он встал с рассветом, распахнул окно и вывесил тюфяк проветриться, после чего вернулся в комнату, где ночевал, и осмотрелся.

От запаха плесени свербело в носу. Комната на втором этаже была чуть ли не до потолка завалена всякой всячиной, разбирать эти вековые завалы у странника не было ни сил, ни желания. Широкие полки вдоль стен оставляли свободным лишь узкий проход, по которому Жуга едва пробрался прошлым вечером, освещая себе путь огарком сальной свечки.

– Ну и ну, – пробормотал он, оглядывая весь этот хлам при свете дня. – Похоже, он и впрямь старьёвщик, этот Рудольф!

Внизу было ещё темно. Камин давно погас. Рик, бросив свой остывший коврик, перебрался к Телли под скамейку; из-под свисающего края одеяла высовывался кончик его зелёного хвоста. Широкую, почти квадратную комнату перегораживал старый прилавок, частично уже разобранный, не иначе, как на растопку. Полки и здесь прогибались под тяжестью всевозможных вещей, когда-то выставленных в качестве товаров, а ныне превратившихся в никому не нужный хлам. На стене висело два зеркала, изрядно побитая молью волчья шкура с головой и зубами и небольшое чучело лесной совы.