Человек за конторкой поднял голову. Был он худ и далеко не молод, с маленькой ухоженной бородкой. На желчном, немного бледном лице блестели тёмные, глубоко посаженные глаза. Из-под маленькой шапочки, непонятно как державшейся у него на макушке, чуть ли не до плеч спадали завитые пряди волос.
– А, Золтан Хагг, – он кивнул, узнав вошедшего, и отложил перо. – Моё почтение. Проходи. Проходи. Что тебя ко мне привело?
– Мир твоему дому, Натан, – Золтан снял перчатку и, неловко действуя одной рукой, вынул из сумки мешочек. – Мы хотели бы взять денег под залог.
– Что ж, это можно, можно… А что ты хочешь заложить?
Жуга и Хагг переглянулись. Золтан неловко кашлянул.
– В том-то всё и дело, что заклад – всё те же деньги, – сказал он.
Еврей приподнял бровь.
– Золото? Серебро?
– Золото.
– Тогда не вижу, чем препятствовать, – он подошёл к столу и вытащил из ящичка весы. – Давайте их сюда.
– Вот. Но у нас одно условие, – Хагг передал ему мешочек. – Здесь пятьдесят монет, и я хотел бы, чтоб их не тратили и не меняли, а оставили как есть до нашего возвращения. Это возможно?
Натан неторопливо, аккуратной горкой высыпал содержимое кошелька на стол, разровнял, взял одну монетку и поднёс к глазам. Помедлил, достал из кармана плоский замшевый футляр, раскрыл его и оседлал очками кончик носа, после чего снова рассмотрел монетку повнимательнее.
– Всё это больше, чем занятно, – сказал он наконец, отложил монетку и погладил бороду. – Могу я знать, зачем вызвано такое странное желание?
Золтан покачал головой.
– Боюсь, что нет, – сказал он. – Мне не хотелось бы, чтоб эти деньги появились в городе. Это может принести большие неприятности. Очень большие.
Ростовщик взглянул на Золтана.
– Я не могу их взять, – сказал он. – Войди в моё положение, посмотри на тебя моими глазами. Я живу интуицией, я обязан заглядывать в будущее. Что если это краденые деньги? Допускаю, я возьму их, а потом они таки доберутся до бедного еврея и будут меня обвинять… Кому надо, короче говоря? – Натан задумчиво поворошил монеты, блеснул очками на травника.
– Это ваши деньги, мой юный друг?
– Мои, – кивнул Жуга.
– Откуда они у вас? Я много лет работаю с деньгами, через мои руки прошло столько монет, но, видит бог, таких я видел только две. А здесь – глядите на сюда – здесь пятьдесят таких талантов. Где вы их достали?
Жуга мельком взглянул на золотой семиугольник, лежащий на морщинистой натановой ладони и вдруг поймал себя на мысли, что письмена на монете почти неотличимы от значков на ящичках в конторе. Он нерешительно взъерошил волосы. Рассказывать о том, каким путём к нему попали деньги, было бессмысленно – ему бы не поверили, а врать он не хотел.
– Далеко, – сказал он наконец. – Я… Я выкуплю их. Потом. Обещаю.
Повисла тишина. Натан задумчиво и грустно смотрел на травника сквозь стёкла своих очков, затем вздохнул и протянул руку за пером.
– Ну, хорошо, – сказал он, складывая деньги на весы. – Вы мне понравились, молодой человек. Скрепя душой, я выполню вашу просьбу и из уваженья к предкам не буду их менять и даже не возьму завышенных процентов. В конце концов, – при этих словах его тонкие губы тронула улыбка, – не каждый может сказать, что у него хранятся монеты времён царя Давида.
– Ещё хотелось бы, – вдруг пробурчал скрипучим голосом Золтан, – чтобы они остались целыми. А то за вами водится такой грешок – делать деньгам обрезание.
Ростовщик сухо улыбнулся, не переставая взвешивать и пересчитывать монеты. Похоже было, что Золтан отпустил какую-то шутку, хотя смысл её ускользнул от травника.
– Если бы ты почаще имел дело с еврейскими ростовщиками, – сказал Натан, – то знал бы, что мы всегда работаем честно. Условия займа известны заранее, а что касается обрезанных цехинов, то это, скорее, ваш обычай. Ты ведь сам с востока? – он запер монеты в ящичек и отсчитал взамен всю сумму флоринами. – Я даю вам столько же в местной валюте под расписку, как обычно – сроком на год.
– А проценты?
– Десять годовых, – он кончил писать. – Подпишитесь сюда и сюда.
Жуга помотал головой:
– Я не умею.
– Черкни что хочешь, я заверю, – Золтан взял перо и начертал в углу бумаги завитушку своей подписи. Посмотрел Натану в глаза: – В расчёте?
– В расчёте.
Они забрали деньги, распрощались и вышли на улицу.
– Ты говоришь, что они не верят в Христа, – задумчиво проговорил Жуга. – Во что же они веруют? И как же ты, христианин, можешь иметь с ними дело?
– У них деньги. И потом, мне, ренегату ислама, к этому не привыкать, – он усмехнулся. – Странный народ… Порой я не пойму – то ли вся их мудрость не стоит выеденного яйца, то ли я такой дурак, что просто ничего не понимаю. Они считают себя избранным народом, мы же для них «гои» – чужаки, неверные. Они верят, что когда-нибудь придёт Спаситель и откроет им райские врата. Они называют его «мессия». Их священники перебирают буквы Торы…
– Я не знаю, что такое Тора.
– Всё равно, – отмахнулся Хагг. – Они перебирают буквы, стремясь узнать имя бога – считают, будто это завершит историю и тогда наступит светопреставление.
– Имя бога? – травник усмехнулся. – Надо же! Занятно… Может, пойти сказать им его, чтоб не мучались?
Золтан было закивал с улыбкой, но потом вдруг до него дошло, что тот имел в виду. Он остановился и вгляделся травнику в лицо. Покосился на свою висящую на перевязи сломанную руку и потряс головой.
– Не-ет, я когда-нибудь всё-таки пришибу тебя за твои шутки…
– Да я и не шучу.
– Тогда тем более придётся пришибить!